|
|
|
|
|
Геопоэзия : Отзывы о Франции- 5 -
----- 1 - Может быть, не все читатели знают те стихи, в которых английский поэт Томсон прославил нашего незабвенного императора. Вот они:
What cannot active government perform. New-moulding Man? Wide stretching from these shores, People savage from remotest time, A huge neglected empire one vast Mind. By Heaven inspir'd, from Gothic darkness call'd. Immortal Peter! first of monarchs! He His stubborn country tam'd, her rocks, her fens, Her floods, her seas, her ill-submitting sons; And while the fierce Barbarian he subdu'd, To more exalted soul he rais'd the Man. Ye shades of ancient heroes, ye who toil'd Thro'long successive ages to build up A labouring plan of state! behold at once The wonder done! behold the matchless prince. Who left his native throne, where reign'd till then A mighty shadow of unreal power; Who greatly spurn'd the slothful pomp of courts; And roaming every land, in every port His sceptre laid aside, with glorious hand Unwearied plying the mechanic tool, Gather'd the seeds of trade, of useful arts, Of civil wisdom and of martial skille, Charg'd with the stores Europe home he goes! Then cities rise amid th'illumin'd waste; O'er joyless deserts smiles the rural ring; Far-distant flood to flood is social join'd; Th'astonish'd Euxine hears the Baltick roar. Proud navies ride on seas that never foam'd With daring keel before; and armies stretch Each way their dazzling files, repressing here The frantic Alexander of the north, And awing there stern Othmans shrinking sons. Sloth flies the land, and Ignorance, and Vice, Of old dishonour proud; it glows around, Taught by the Royal Hand that rous'd the whole, One scene of arts, of arms, of rising trade: For what his wisdom plann'd, and power enforc'd, More potent still his great example shew'd.
To есть: "Чего не может произвести деятельное правительство, преобразуя человека? Одна великая душа, вдохновенная небом, извлекла из готического мрака обширную империю, народ издревле дикий и грубый. Бессмертный Петр! Первый из монархов, укротивший суровую Россию с ее грозными скалами, блатами, шумными реками, озерами и непокорными жителями! Смирив жестокого варвара, возвысил он нравственность человека. О вы, тени древних героев, устроивших веками порядок гражданских обществ! Воззрите на сие вдруг совершившееся чудо! Воззрите на беспримерного государя, оставившего наследственный престол, на коем дотоле царствовала могущественная тень неутвержденной власти, - презревшего пышность и негу, проходящего все земли, отлагающего свой скипетр в каждом корабельном пристанище, неутомимо работающего с искусными механиками и собирающего семена торговли, полезных художеств, общественной мудрости и воинской науки! Обремененный сокровищами Европы, он возвращается в свое отечество, и вдруг среди степей возносятся грады, в печальных пустынях улыбаются красоты сельские, отдаленные реки соединяют свое течение, изумленный Евксин слышит шум Балтийских воля, гордые флоты преплывают моря, которые дотоле не пенились еще под дерзостными рулями, и многочисленные воинства в блестящих рядах на врагов устремляются, поражают неистового северного Александра и ужасают свирепых сынов Оттомана. Удаляются леность, невежество и пороки, коими прежнее варварство гордилось. Везде является картина искусств, военных действий, цветущей торговли: мудрость его вымышляет, власть повелевает, пример показывает - и государство благополучно!" -----
В час возвратились мы обедать. Более тридцати человек сидело за столом. Всякий брал что хотел. Счастлив, перед кем стояли лучшие блюда! Но стол был очень изобилен. После обеда пошел я с письмом к Маттисону, немецкому стихотворцу, который воспитывает детей одного здешнего банкира. "Ах! Вы говорите по-немецки; вы любите немецкую литературу; немецкое прямодушие!" С сими словами бросился он обнимать меня. Но я еще более обрадовался его знакомству, нежели он моему: в Германии не могло бы оно быть для меня так приятно, как во Франции, где я не ищу искренности, не ищу симпатического сердца - не ищу для того, что найти не надеюсь. С милою поспешностию выхватил он из ящика свои бумаги и прочел мне три пиесы, им недавно сочиненные. Я слушал его с непритворным удовольствием. Нежная кротость, живые чувства, чистота языка составляют красоту его песней. Он вдруг остановился, взглянул на меня, засмеялся и сказал: "Не правда ли, что я поспешил представить вам мою музу? Ах! Бедная по сие время не имела никакого знакомства в Лионе!" - Я также засмеялся и пожал его руку, уверяя, что музу его люблю сердечно. - От него пошел в комедию. Играли Руссова "Деревенского колдуна", С живейшим удовольствием слушал я музыку сей прекрасной оперы. Парижские дамы были правы, говоря, что автору ее надлежало быть весьма чувствительну!.. Я воображал его, как он, в бороде и в непричесанном парике, сидел в ложе Фонтенеблоского театра во время первого представления оперы своей, укрываясь от взоров восхищенной публики. - В балете снова удивлялись мы искусству Вестрисову. Лишь только занавес начал опускаться, все закричали: "Вестрис! Вестрис!" Занавес опять подняли - утомленный танцовщик выступил при звуке рукоплесканий с тем же скромным видом, с теми же смиренными ужимками, как и вчера! Казалось, будто он ожидал суда, хотя решительное определение публики гремело во всех концах театра. Шум в секунду утих - Вестрис стоял как вкопанный и молчал - голос нетерпения раздался - публика ожидала речи, забыв, что танцовщик не есть ритор. В сию минуту Вестрис мог быть освистан. Опять все умолкло. Танцовщик собрался с силами и сказал: "Messieurs! Je sais penetre de vos bontes - mon devoir m'appelle a Paris". ("Милостивые государи! я чувствую вашу благосклонность; должность отзывает меня в Париж".) Довольно для публики! Рукоплескание и браво! - Вестрис доволен Лионом со всех сторон: искусство его награждено здесь хвалою и деньгами. Я встречался с ним несколько раз на улице. "Вестрис! Вестрис!" - кричали люди, и всякий указывал на него пальцем. Итак, легкость ног есть добродетель почтенная! Что принадлежит до денежной награды, то за всякое представление получал он пятьсот двадцать ливров. Теперь ужинают у него все здешние комедианты (он живет в "Hotel de Milan") и так шумят, что я не надеюсь заснуть. Ныне поутру Маттисон водил нас к одному ваятелю, который в Италии образовал свой резец по моделям древних художников. Он принял нас учтиво и показывал статуи, весьма искусно выработанные. Живописцу, ваятелю так же нужно воображение, как и поэту: лионский художник имеет его. Он делает теперь заказную статую, которую один молодой супруг готовит в подарок супруге своей, счастливой матери любезного младенца, приближающегося к возрасту отрока. Художник представил прекрасного мальчика, спящего кротким сном невинности под надежным щитом Минервы, изображенной по мысли греческих художников с отменным искусством; внизу виден образ Улиссов. - "Ныне мало работаю, - сказал он, - будучи принужден (здесь он вздохнул) часто вооружаться и ходить на караул, так, как и все прочие граждане. Вид недоделанных статуй приводит меня в уныние. Ах, государи мои! Вы не можете войти в чувства художника, отвлекаемого от работы!" - "Ты истинный художник!" - думал я... - Мы пошли в гошпиталь, огромное здание на берегу Роны. В первой зале, куда нас ввели, стояло около двухсот постель в несколько рядов - о! какое зрелище! Сердце мое трепетало. На одном лице видел я изнеможение всех сил, томную слабость; на другом - яростный приступ смерти, напряженный отпор жизни; на ином - победу первой - жизнь удалялась и вылетала на крылиях вздохов. Здесь-то надобно собирать черты для картин страждущего человечества, прибирая тени к теням. Но какое упражнение! Кто вынесет весь ужас его! - Между смертию и болезнию попадалось в глаза и томно-радостное, выздоровление. Бледные младенцы играли цветами - чувство к красотам натуры возобновилось в сердцах их! Старец, подымаясь с одра, подымал глаза на небо или обращал их вокруг себя. "Итак, я еще буду жить!" - говорили радостные глаза его. - "Я еще буду наслаждаться жизнию!" - говорили веселые взоры выздоравливающего мужа и юноши. Какая смесь чувств! Как грудь моя могла вмещать их! - Таким образом переходили мы из залы в залу. В каждой заключается особливый род болезни: в одной лежат чахотные, в другой - изувеченные, в третьей - родильницы, и так далее. Везде удивительная чистота, везде свежий воздух. Присмотр за больными также достоин хвалы всякого друга человечества - и где можно расточать ее с живейшим удовольствием? Милосердие! Сострадание! Святые добродетели! Так называемые жалостливые сестры 1 служат в сем доме плача, и чувство доброго дела есть их награда.
|
|
Раздел Отзывы о Франции > глава Отзывы о Франции, фотографии, карты |
|
|
|
|