|
|
|
|
|
Геопоэзия : Карамзин в Германии- 19 -
Берлин, июля 8
Если бы из народной брани можно было заключать о народном характере, то бы из schwer Notp, любимого немецкого слова, путешественник заключил, что в немцах много желчи; но что бы тогда должно было заключить из любимой брани нашего народа? Здесь стоят на улицах наемные кареты так, как у нас извозчичьи дрожки или сани. За восемь грошей - что по нынешнему курсу составит сорок копеек - можно ехать в город куда угодно, только в одно место. Карета и лошади очень изрядны. Справедливо говорят, что путешественнику надобно всегда останавливаться в первых трактирах, не только для лучшей услуги, но и для самой экономии. Там есть всему определенная цена, и лишнего ни с кого не потребуют; а в худых трактирах стараются взять с вас как можно более, если приметят, что в кошельке вашем есть золото. У г. Блума плачу я за обед, который состоит из четырех блюд, 80 коп., за порцию кофе 15коп., а за комнату в день 50 коп. Наемный лакей всегда благодарил меня, когда я давал ему в день полтину. Ныне счел я, что дорога от Кенигсберга стоит мне не более пятнадцати червонных. На ординарной почте платят за милю 6 грошей, или 30 копеек; сверх того, надобно давать постиллионам на вино.
----- 1 - То есть падучая болезнь. -----
За две мили от Дрездена, 10 июля 1789
Итак, ваш друг уже в Саксонии! - Осьмого числа отправил я к вам свой пакет из Берлина и думал еще пробыть там по крайней мере неделю; но l'homme propose, Dieu dispose2. В тот же вечер стало мне так грустно, что я не знал, куда деваться. Бродил по городу, нахлучив себе на глаза шляпу, и тростью своею считал на мостовой камни; но грусть в сердце моем не утихала. Прошел в зверинец, переходил из аллеи в аллею, но мне все было грустно.
----- 2 - Человек предполагает, а бог располагает (франц.). - Ред. -----
"Что же делать?" - спросил я сам у себя, остановясь в конце длинной липовой аллеи, приподняв шляпу и взглянув на солнце, которое в тихом великолепии сияло на западе. Mинуты две искал я ответа на лазоревом небе и в душе своей; в третью нашел его - сказал: "Поедем далее!" - и тростью своею провел на песке длинную змейку, подобную той, которую в "Тристраме Шанди" начертил капрал Трим (vol. VI., chap. XXIV), говоря о приятностях свободы. Чувства наши были, конечно, сходны. "Так, добродушный Трим! Nothing can be so sweet as liberty1, - думал я, возвращаясь скорыми шагами в город, - и кто еще не заперт в клетку, кто может, подобно птичкам небесным, быть здесь и там, и там и здесь, тот может еще наслаждаться бытием своим, и может быть счастлив, и должен быть счастлив". Итак, не дожидаясь торжественного собрания Берлинской академии, решился я на другой день ехать. Мне надлежало бы еще побывать у гр. К*, которая звала меня к себе через господина M*, однако ж и это не могло меня остановить. - Вечер провел я очень приятно с любезным Д*, а на другой день поутру, уклав свой чемодан и расплатись с господином Блумом, отправился в Саксонию - нa ординарной почте, в открытой коляске, с двумя студентами и одним молодым лейпцигским купцом. С другой перемены поехал я на так называемой экстренной почте. В проклятой немецкой фуре так растрясло меня, что и теперь чувствую боль в груди. Сверх того, остался у меня на щеке рубец, и я должен еще благодарить судьбу, что глаза мои целы. Надобно знать, что дорога к саксонским границам идет по большей части лесом; а как почтовая коляска открыта и очень высока, то сидящие в ней беспрестанно должны нагибаться, чтобы не удариться головою об дерево. Ввечеру я задремал и схватил от какого-то ветвистого дерева такую пощечину, что у меня искры из глаз посыпались. Все это вместе заставило меня проститься с веселыми студентами.
----- 1 - То есть ничего не может быть приятнее свободы. -----
Экстренная почта стоит почти вчетверо дороже ординарной. Мне дают пару лошадей с коляскою и берут с меня за милю по талеру (120 коп.). Саксонские постиллионы отменны от прусских только цветом своих кафтанов (на последних синие с красным воротником, а на первых - желтые с голубым) впрочем, они так же жалеют своих лошадей, так же любят пить в корчмах и так же грубы. Дороги в Саксонии очень дурны, и от Берлина до сего места не встречалось глазам моим ни одного приятного вида; только земля здесь, кажется, лучше обработана, нежели в Бранденбурге. По крайней мере известно то, что саксонские земледельцы вообще гораздо богатее прусских. Я должен описать вам одну встречу, которая оставила во мне приятные впечатления. В местечке или в маленьком городке, где я ныне в полдень переменял лошадей, почтмейстер не отправлял меня очень долго. Я прохаживался по двору и думал - не знаю, о чем. Знаю только, что стук коляски, подъехавшей к крыльцу почтового дома, перервал нить моих мыслей. Я взошел на крыльцо и увидел молодую, прекрасную, нежную, белокурую женщину - в маленькой черной шляпке, в амазонском зеленом платье, с белым платком в руках,- вышедшую из коляски с пожилым горбатым, долгоносым мужчиною, которого изображение было бы не последнею пиесою между гогардскими карикатурами. Он подал ей руку, и, когда они проходили мимо меня, я снял шляпу и поклонился красавице - правда, не очень низко, для того чтобы ни на секунду не выпустить из глаз прелестей лица ее. Надобно думать, что взор мой стоил комплимента: на меня взглянули умильно и даже ласково! Почтмейстер встретил гостей в сенях, отвел им комнату и сам побежал за ключевою водою, в которой имела нужду красавица для освежения своих прелестей. Дверь затворилась, и я остался один в сенях. "Но разве эта дверь не отворяется?" - вздумал я и тихонько отворил ее. Красавица стояла перед зеркалом и белым платком отирала пыль с белого лица своего; а сопутник ее сидел на креслах и зевал. "Извините, - сказал, я, - у меня здесь осталась книга". Горбатый кавалер кивнул головою и указал мне книгу мою, которая лежала на столе. Красавица отворотилась от зеркала и взглянула на меня такими быстрыми; проницательными глазами, что я, верно, бы закраснелся, если бы у меня что-нибудь дурное было на мысли; но я с спокойствием невинности смотрел на ее прекрасные голубые глаза, на ее правильный греческий нос, на ее розовые губы и щеки и любовался прелестями ее так, как молодой ваятель любуется Микель-Анджеловою статуею или живописец Рафаэлевою картиною. - Красавица села, а я стоял против нее и все еще не брал своей книги. "День очень жарок", - сказала она приятным голосом, взглянув на своего сопутника и на меня. Он зевнул, а я повторил ее слова: "День очень жарок". Тут последовало молчание. Зная, что женщины в решительных случаях жизни никогда не говорят первого слова, я спросил наконец: "Не в Дрезден ли вы едете, сударыня?" - "Нет, - отвечала она, - мы едем в деревню к своему приятелю. А вы, конечно, сами в Дрезден едете?" - "Так, сударыня; я надеюсь быть там завтра очень рано". - "Вы, конечно, иностранец, если смею спросить?" - "Так, сударыня". - "Конечно, англичанин? Потому что англичане хорошо говорят по-немецки". - "Извините, сударыня; я москвитянин". - "Москвитянин? Ах, боже мой! Я еще отроду не видывала москвитян". - "А я видал", - сказал горбатый кавалер и начал снова зевать. - "Да скажите, пожалуйте, как вы к нам заехали?" - "Из любопытства, сударыня".- "Надобно, чтобы вы были очень любопытны. Ведь вы, конечно, оставили в отечестве своем много любезного?" - "Много, сударыня, много: я оставил отечество и друзей".- Не знаю, до чего бы мы с нею договорились, если бы не пришел почтмейстер с водою и не сказал мне, что коляска моя готова. Я низко поклонился красавице, и она пожелала мне счастливого пути. - "И только?" - Что ж делать? Не хочу лгать.
|
|
Раздел Карамзин в Германии > глава Карамзин в Германии, фотографии, карты |
|
|
|
|