|
|
|
|
|
Геопоэзия : Для доклада об Израиле- 13 - Паломники, грешники и арабы - все уже улеглись, и лагерь затих. Трудиться в одиночестве скучно. Я записал в дневник последние несколько слов, вышел из шатра и вот уже полчаса сижу под открытым небом. Ночью самое время смотреть на море Галилейское. В звездном сиянии оно вовсе не кажется отталкивающим. Глядя на отражения мерцающих созвездий, рассыпанные по его волнам, я почти пожалел, что видел его в беспощадном свете дня. Прелесть Геннисарета в его прошлом, в тех мыслях, что он пробуждает, но чары, которыми он оплетает душу, не могут устоять против всепроникающего солнечного света. В дневные часы они не властны над нами. Мысли наши то и дело обращаются к житейской прозе, отказываясь витать в туманном, нереальном мире. Но когда день гаснет, даже наименее чуткие натуры поддаются мечтательному очарованию и покою звездной ночи. Древние предания, рожденные здесь, прокрадываются в память и завладевают мечтами, и, право же, во всем, что видишь и слышишь вокруг, невольно чудится что-то потустороннее. В шепоте волн, набегающих на берег, слышатся всплески, весел, в приглушенных шумах ночи - таинственные голоса, в мягком шелесте ветерка - взмахи невидимых крыльев; призрачные корабли плывут по морю, усопшие двадцати столетий выходят из гробниц и в заунывном пении ночного ветра снова звучат напевы давно забытых времен. В звездном сиянии у моря нет границ, лишь, небо объемлет его со всех сторон, и сцена эта достойна разыгравшихся на нем великих событий; достойна рождения новой веры, призванной спасти мир; достойна величавого образа того, кто провозгласил отсюда свои высокие заветы. Но в свете, дня говоришь себе: неужели, ради деяний, свершенных на этом скалистом, песчаном клочке пустыни, ради слов, что были сказаны здесь восемнадцать веков назад, ныне звонят колокола на самых далеких островах; по всем материкам нашей огромной планеты? Это можно постичь лишь ночью, которая скрадывает все, что может нарушить гармонию, и превращает море Галилейское в подмостки, достойные столь великой драмы. Глава XXII Древние бани. - Последняя битва крестоносцев. - Гора Фавор. - Вид с ее вершины. - Воспоминания о волшебном саде. - Жилище пророчицы Деворы. Мы снова купались в море Галилейском, вчера в сумерки и сегодня на восходе солнца. Мы не плавали по нему, но разве три купанья не стоят одного плавания? Рыбы здесь видимо-невидимо, но, отправляясь в странствие, мы запаслись лишь описаниями путешествий вроде "В шатрах на Святой Земле" и "Святая Земля и библия" и не запаслись рыболовной снастью. В Тивериаде рыбой не разживешься. Мы, правда; видели, как двое или трое бездельников чинили сети, но на наших глазах они так ни разу и не закинули их в море. Мы не пошли в древние бани в двух милях от Тивериады. У меня не было ни малейшего желания туда идти. Это удивило меня и побудило задуматься над причиной столь непостижимого равнодушия: Оказалось, все дело в том, что их упоминает Плиний. С некоторых пор я самым непозволительным образом невзлюбил Плиния и апостола Павла, - ведь я никак не мог найти такого уголка, который принадлежал бы мне одному. Всякий раз неизменно оказывалось, что апостол Павел побывал здесь, а Плиний упоминает это место в своих трудах. Ранним утром мы оседлали своих скакунов и отпаравились в путь. И тут во главе процессии возникла загадочная фигура - я бы назвал ее пиратом, если бы пираты водились на суше. Это был рослый араб, еще молодой - лет тридцати, кожа у него была медного оттенка, точно у индейца. Голову туго обвивал яркий шелковый шарф - желтый в красную полоску, - концы которого, окаймленные густой бахромой, свисали на плечи я колыхались на ветру. От шеи до колен свободными складками ниспадал плащ - настоящее звездное знамя, все в волнистых, змеящихся черных и белых полосах. Откуда-то из-за спины торчал высоко над правым плечом длинный чубук. Высоко над левым плечом торчал ствол висящего за спиной непомерно длинного ружья - из тех, какими вооружены были арабы во времена Саладина,- все, от ложа до самого дула, отделанное серебром. Вокруг стана множество раз обернут был длинный- предлинный, искусно расшитый, но до неузнаваемости выгоревший кусок шелка родом из роскошной Персии, и впереди, среди бесчисленных складок, сверкала на солнце грозная батарея старинных, оправленных медью исполинских пистолетов и позолоченные рукояти кровожадных ножей. Еще несколько пистолетов в кобурах было подвешено к длинношерстным, козьим шкурам и персидским коврам, которые громоздились на спине лошади и, видимо, должны были заменить седло; широкие железные стремена вздергивали колена воина под самый подбородок, и, бряцая о стремя, среди свисающих с седла огромных кистей болталась кривая, отделанная серебром сабля таких великанских размеров и такого свирепого вида, что при одном взгляде на нее самого отчаянного храбреца должно было бросить в дрожь. Разряженный в пух и прах принц, что, верхом на пони и ведя в поводу слона, гордо вступает в селение во главе бродячего цирка, нищ и ног пред этим пышно разубранным всадником, и удовлетворенное тщеславие первого сущая безделица по сравнению с царственным величием и бьющим через край самодовольством второго. - Кто это? Что это? - посыпались со всех сторон испуганные вопросы. - Наш телохранитель! От Галилеи до места рождения Спасителя страна кишит свирепыми бедуинами, у которых в этой жизни одна утеха - резать, рубить, увечить и убивать ни в чем не повинных христиан. Спаси нас аллах! -Тогда наймите полк солдат! Неужели вы пошлете нас навстречу ордам головорезов, когда у нас не будет иной защиты, кроме этого ходячего арсенала? Драгоман рассмеялся - но не остроумному сравнению, ибо поистине не родился еще на свет гид, проводник, или драгоман, способный хоть как-то оценить шутку, даже если она такая грубая и тяжеловесная, что, упади она на него, она расплющила бы его в лепешку,- драгоман рассмеялся и, подстрекаемый, без сомнения, какой-то своей, тайной мыслью, позволил себе даже подмигнуть нам. Когда в таких передрягах человек смеется, это придает храбрости; когда он подмигивает - на душе становится совсем спокойно. Наконец он дал понять, что мы и с одним стражем будем в полной безопасности, но уж без этого одного никак нельзя: его устрашающие доспехи окажут магическое действие на бедуинов. Тогда я сказал, что нам вообще не нужны никакие стражи. Если один нелепо вырядившийся бродяга может спасти от всех бед восьмерых вооруженных христиан и целую кучу их темнокожих слуг; так уж конечно они и сами сумеют себя защитить. Драгоман с сомнением покачал головой. Тогда я сказал: (Перевод Ирины Гуровой и Раисы Облонской) |
|
Раздел Для доклада об Израиле > глава для доклада об Израиле, фотографии, карты |
|
|
|
|