см. также стихи об Италии >>
-
7 -
8-е. У Самуэля давали "Лучию". Финал 2-го акта очень порядочно был исполнен. Правда, что у меня в душе пел Рубини, и я тронут был до слез более по памяти, нежели по слуху. Строгановы отправились чрез Триест в Петербург.
9-е. Был в библиотеке Дукального дворца. Рукопись Тассо. Писал широко, большими буквами и довольно неправильными; вместе с рукописью отца, который также был поэт. Рукопись Евангелия IX века, breviaire кардинала Гримани, сына дожа, с прекрасными картинами. В библиотеке видел словарь Татищева. Обещался подарить "Живописный Сборник" 1853 г. Еще раз осматривал дворец. После ездили в церковь Santi Giovanni e Paolo и в dei Gesuiti. Первая церковь - кладбище дожей; кажется, погребено в ней 18.
10-е. Вице-библиотекарь в Дукальной библиотеке православный грек. Доктор Намиас возил меня в свой госпиталь Ospitale civico. Прекрасное заведение. До тысячи кроватей, а в случае нужды есть место и на 2000. В Венеции все имеет вид грандиозный и артистический, потому что все эти помещения были в старину или палаццы, или храмы, или монастыри. Величина, высота зал такого обширного размера, везде такой простор, что нигде не пахнет госпиталем. Везде воздух свежий и чистый. Правда, и климат тому способствует. Здесь очищают воздух не можжевельным курением, а открывают окна, впуская солнце и воздух.
Госпиталь основан для бедных городских, и общин, которые и содержат его определенным ежегодным взносом. Есть отделение для мужчин и отделение для женщин, подразделенные на больных, требующих лечения, и больных, требующих хирургических операций. Есть отделение и для больных платящих (большая часть даром) по 2 цванзигера с половиной в комнатах, где несколько больных, и по 4 цв. для больного в особой комнате, с особой прислугой. Отделение еврейское и отделение детское, что, кажется, редко где встречаешь. Смертность умеренная. Около седьмой части болезней грудных.
Ныне больных привозят в гондолах на площадь церкви Santi Giovianni e Paolo и переносят в больницу в виду толпы народа, которая обыкновенно собирается глазеть на это зрелище, как на всякое другое. Есть проект прорыть новый канал, который войдет во внутренний двор здания.
Вместе с больницей есть дом умалишенных, для женского пола, до 300 человек. Все это помещается в большой зале Scuola di S. Marco и бывшем монастыре доминиканцев. Двенадцать подлекарей, из них одна часть получает по 600 цванзигера в год, а другая только квартиру в госпитале и обед в дни дежурства. Есть сады и дворы и большие крытые галереи для прогулки выздоравливающих. В Венеции до 40000 бедных, записанных в приходах, а жителей всего до 110 тысяч. Намиас говорил мне, что доктор чем долее обходится с больными, чем долее практикует, тем менее делает, а содействует природе. Большая деятельность, большая медикаментация означает молодость науки и врача.
11-е. Был у обедни в греческой церкви. Архиерей из внимания к русским посетителям читал Верую и Отче наш по-русски. Предпочитаю чтение этих двух молитв пению их по нашему обряду. Был в хранилище церкви: три древние греческие Евангелия и хартии на папирусе на латинском языке - кажется, VI века. Содержание: запись в пользу Равенской церкви. Римский археолог Марини написал рассуждение о сей рукописи. Вице-библиотекарь Дукальной библиотеки грек Велудо. Заходил к архиерею, говорит немного по-русски. В церкви погребена Воронцова, урожденная Сенявина, мать нынешнего князя Воронцова.
Ездили в Армянский монастырь. На возвратном пути вода была так прозрачна и зеркальна, что небеса, деревья, дома отражались в ней, как живые. Больница умалишенных на острове S. Servolo висела вверх дном в водяном пространстве, как головы несчастных ее жильцов.
12-е. Всходил на самый верх Campanile di S. Marco. Горизонт был чист. Великолепная панорама Венеции с ее роскошным поясом островов. Вдали Падуя. Виченские горы - Тирольские с их снежными кокошниками. Не позволяют всходить на башню по одиночке, а не иначе как сам третей, или сам друг, и все отверстия разделены железной палкой, вследствие нескольких самоубийственных низвержений с высоты. На Вандомской колонне в Париже по той же причине приняты подобные же предосторожности. Видно, это чувство желания спуститься с высоты - довольно натуральное.
Радецкий приехал в Венецию. Стюрмер обещал представить меня ему.
13-е. В J. de Debats, 20 октября, фельетон какого-то Piere Douhaine (вероятно, псевдоним) о русском театре, извлеченный из Арапова, Милюкова, Зеленецкого, Греча, Кони. Нельзя тут сказать: ученье свет, а неученье тьма. Здесь тьма от учения. Был в Apollo. Давали "Итальянку в Алжире". Так и обдавало меня московской стариной и первыми моими итальянскими музыкальными впечатлениями. После революции гауптвахты загорожены железной решеткой, за которой находятся солдаты. Неблаговидно.
14-е. Радецкий дал знать графине Стюрмер, что он будет к ней, а она о том уведомила меня и пригласила к себе. От часа до 5 ждали мы его, но не дождались. Вероятно, какое-нибудь недоразумение, потому что старик очень вежлив и точен. На днях минет ему 87 лет, а он еще очень подвижен и начал опять ездить верхом. Император дал ему близ Лайбаха поместье, которое он устраивает себе на старость, когда выйдет в отставку. Между тем он, перебирая со Стюрмером всех действователей великих войн наполеоновских и поминая всех умерших, сказал: "Мне стыдно, что я живу так долго". У Стюрмера несколько замечательных автографов. Несколько строк к нему написанных султаном с французской собственноручной его подписью. Письмо Марии-Луизы к Наполеону за несколько дней до первого падения его, с переводом ее собственноручным немецкого письма ее к отцу, где говорит, что Наполеон не может согласиться на мир, если не оставят ему Антверпена, и мимоходом пугает папеньку, что если войска его побьют, что весьма вероятно, потому что император сильнее, нежели был когда-либо, и что весь народ одушевлен мужеством и патриотизмом, то это будет погибель Австрийской империи.
Стюрмеры были на Св. Елене в числе хранителей Наполеона. Она говорит, что много преувеличений и пристрастий в рассказах о притеснениях, терпимых Наполеоном, но что, впрочем, было много неприятного и оскорбительного по необходимости в надзоре за ним. Нашего комиссара Бальмена он, вероятно, допустил бы до себя охотно, но сэр Гудсон-Лоу не дозволил того, потому что Наполеон его видеть не хотел.