см. также путевые стихи >>
-
18 -
"Good bye!" - прощались мы печально на крыльце с старухой Вельч, с Каролиной. Ричард, Алиса, корявый слуга и малаец-повар - все вышли проводить и взять обычную дань с путешественников - по нескольку шиллингов. Дорогой встретили доктора, верхом, с женой, и на вопрос его, совсем ли мы уезжаем: "Нет", - обманул я его, чтоб не выговаривать еще раз "good bye", которое звучит не веселей нашего "прощай".
Скоро мы выехали из города и катились по знакомой аллее, из дубов и елей, между дач. Но что это меня всё беспокоит? Нельзя прижаться спиной: что-то лежит сзади; под ногами тоже что-то лишнее. "Вы не прижимайтесь очень спиной, - говорил мне натуралист, - там у меня птицу раздавите". Я подвинулся на свою сторону и только собрался опереться боком к экипажу. "Ах, поосторожнее, пожалуйста! - живо предупредил он меня, - там змея в банке, разобьете!" Я стал протягивать ноги. "Постойте, постойте! - торопливо заговорил он, - тут ящик с букашками под стеклом. Да у вас руки пусты: что бы вам подержать его в руках!" Этого только недоставало! Беда ездить с натуралистами! У самого у него в руках была какая-то коробочка, кругом всё узелки, пачки, в углу торчали ветки и листья. Когда ехали по колонии, так еще он вез сомнительную змею: не знали, околела она или нет.
Доехав до местечка Винберг, мы свернули в него и отправились посетить одного из кафрских предводителей, Сейоло, который содержался там под крепким караулом.
Славное это местечко Винберг! Это большой парк с веселыми, небольшими дачами. Вы едете по аллеям, между дубами, каштанами, тополями. Домики едва выглядывают из гущи садов и цветников. Это всё летние жилища горожан, большею частью англичан-негоциантов. Дорога превосходная, воздух отрадный; сквозь деревья мелькают вдали пейзажи гор, фермы. Особенно хороша Констанская гора, вся покрытая виноградниками, с фермами, дачами у подошвы. Мы быстро катились по дороге.
Вдруг я вспомнил, что к Сейоло надо привезти какой-нибудь подарок, особенно табаку, а у меня ничего нет. "Где бы купить, Вандик?" - спросил я. Вандик молча завернул в узенькую аллею и остановился у ворот какой-то хижины. "Что это?" - "Лавочка". - "Где же?" - "Да вот". Ну, эта лавочка может служить выражением первобытной идеи о торговле и о магазине, как эта идея только зародилась в голове того, кому смутно представлялась потребность продавать и покупать. Под навесом из травы reet сколочено было несколько досок, образующих полки; ни боковых стен, ни дверей не было. На полках была глиняная посуда, свечи, мыло, кофе, еще какие-то предметы общего потребления и, наконец, табак и сигары. Всё это валялось вместе, без обертки, кое-как. "Дайте мне сигар?" - спросил я у высокого, довольно чисто одетого англичанина. Он подал мне несколько пачек. "Еще нет ли у вас чего-нибудь?" - говорил я, оглядывая лавочку. "Are you of the country?" ("Вы здешний?") - спросил меня продавец. "Нет, а что?" - "То-то я вас никогда не видал, да и по разговору слышно, что вы иностранец. Чего вам еще и зачем?" - прибавил он. "Хочу подарить что-нибудь Сейоло", - сказал я, закурив сигару. И не рад был, что закурил: давно я не куривал такой дряни. "Так это вы ему покупаете сигары?" - вдруг спросил он. "Да". Англичанин молча отобрал у меня все пачки и положил назад на полку. "Не стоит ему давать таких хороших сигар: он толку не знает, - прибавил он потом, - а вот лучше подарите ему это". Он подал мне черного листового табаку, приготовленного в виде прессованной дощечки для курения и для жевания. "Он вам будет гораздо благодарнее за это, нежели за то", - говорил хозяин, отдирая мне часть дощечки. "Я всю возьму, - сказал я, - да и то мало, дайте еще". "Довольно, - решительно сказал англичанин, - больше не дам". Не знаю, как и когда, с таким способом торговли, разбогатеет этот купец.
В полуверсте от местечка, на голой, далеко расчищенной кругом площадке, стояло белое небольшое здание, обнесенное каменной стеной. У дверей стояли часовые и несколько каких-то джентльменов. "Можно видеть Сейоло?" - спросили мы. Джентльмены вежливо поклонились, ввели нас в сени, из которых мы вышли на маленький двор к железной решетке. Они отперли дверь и пригласили нас войти. Мы вошли. Маленькое, обнесенное стеной пространство усыпано было желтым песком. В углу навес; там видны были постели. На песке, прямо на солнце, лежали два тюфяка, поодаль один от другого. На одном лежал Сейоло, на другом его жена. Когда мы подошли и кивнули ему головой, он привстал, сел на тюфяке и протянул нам руку. Жена его смотрела на нас, опершись на локоть, и тоже первая подала руку. Я отдал Сейоло табак и сигары. Он взял и, не поглядев, что было в бумаге, положил подле себя. Потом мы молча стали разглядывать друг друга. Я любовался и им, и его женой; они, я думаю, нами не любовались. Он мужчина лет тридцати, высокого роста, вершков четырнадцати, атлетического сложения, стройный, темно-коричневого, матового цвета. Одет он был в жакете и синих панталонах; ноги у него босые, грудь открыта нараспашку. Она - в ситцевом платье европейского покроя, в чулках и башмаках, голова повязана платком. Она светлее мужа цветом. Ей всего лет девятнадцать или двадцать. У ней круглое смугло-желтое лицо, темно-карие глаза, с выражением доброты, и маленькая стройная нога. Они с любопытством следили за каждым нашим движением и изредка усмехались, продолжая лежать. Нам хотелось поговорить, но переводчика не было дома. У моего товарища был портрет Сейоло, снятый им за несколько дней перед тем посредством фотографии. Он сделал два снимка: один себе, а другой так, на случай. Я взял портрет и показал его сначала Сейоло: он посмотрел и громко захохотал, потом передал жене. "Сейоло, Сейоло!" - заговорила она, со смехом указывая на мужа, опять смотрела на портрет и продолжала смеяться. Потом отдала портрет мне. Сейоло взял его и стал пристально рассматривать.
Наконец пора было уходить. Сейоло подал нам руку и ласково кивнул головой. Я взял у него портрет и отдал жене его, делая ей знак, что оставляю его ей в подарок. Она, по-видимому, была очень довольна, подала мне руку и с улыбкой кивала нам головой. И ему понравилось это. Он, от удовольствия, привстал и захохотал. Мы вышли и поблагодарили джентльменов.