GEOpoesia.ru

сайт  геопоэзии




Записки о Тунисе



  см. также путевые стихи >>  


Геопоэзия  :  Записки о Тунисе



- 7 -


КАФЕ


— и крепкие трески, и псиные писки: и бухнувших гудов, и ухнувших дудок; как в улье, — мы; лопотанье арабского рта:

— «Джарбаба»...

— «Раб-арап... парапа... обокрал... шкап арап»...

— «Абраам»...

— «Марр-баба»...

Ничего не пойму!

— Потолок, подпираемый стаями многих колонок оттенка желтеющей кости, сутулился дугами из ненаглядных, стреляющих глянцев; везде изразцовые цоколи; а образцовый ковер заплетает орнамент немеющих змей; изошел петухами и птахами пестрых, лиловых, зеленых оттенков; и красные краски цветов нависают над дикими лицами белых тюрбанных арабов, прижатых к колонкам; помост золотеет, как лапоть, плетеными шашками той тростниковой циновки; и пестрая печечка — в шашечках. Чашечки! В чашечки фыркает черный кофе струей; и кофейник — хлопочет; и — потные лбы окружили его. И колени приподнятых корточек, рой разноцветных гондур, голосящие лица — маслинного цвета, кофейного цвета; и прочные черные профили негрских завеянных белостью знойных голов, и теченье речей туарегов, сребренье бородок, и розовый ноготь простертого пальца, и белые мраморы мавра, раскрывшего рот, из которого в воздух взлетают колечки дыма, и бульканье свежей водицы в синейшей бутылочке (то — наргиле), руготня, гоготня; и плащи — полосатые зебры; колпак капюшона над шеей с типичною кисточкой дико кирпичного цвета, угластые локти над досками, где расставляются шашки, — под тонкой колонкой — все это накинулось, вдвинулось в зрение; красный цветочек качается на стебелечке над темным лицом, озадаченным ходом противника (в шашки играет вот эта пестрейшая кучка); у всех за ушами — цветы:

— «Это — местный обычай: захочет араб веселиться, за ухо заткнет он цветок; все уж знают тогда: Ибрагим — веселится сегодня»...

Так шепчет мне «Мужество»; белые, желтые, синие цветики тихо качаются из-под тюрбанов:

— «Ну что ж, есть здесь дервиш?»

— «Погодите, мосье, — ничего не видать» — приподнявшись на цыпочки шепчет мне «Мужество»; вдруг он бросает в пространство настойчивый крик:

— «Бха-ра-бан: дхар-бабан»... И несется в ответ ему:

— «Абра-кадабра», — какая-то...

— «Здесь», — улыбается «Мужество». — «Он за колонкою: в шашки играет он».

Вижу, что многие кучки, прервав разговор, на нас смотрят; но скоро, заметив, что мы законфузились, кучки от нас отвернулись и делают вид, будто нет нас и вовсе (давно я ценю деликатные жесты арабов: привык я в Радесе к тому, что все делают вид, будто нет нас и вовсе, когда мы заходим в кафе в первый раз; если ж мы учащаем приходы в кафе, то иные любезно с помостов своих посылают «селямы», приветствуя нас, как знакомых; и — больше не смотрят).

Уже пробираемся мимо бурнусов, толкаясь, — на прочный помост, точно лапоть, желтеющий легким, сухим тростником проплетенной циновки; поднявшись на локоть, к которому он грациозно склонил свое тело, ленивый кутила лениво завил перевивы плаща, опроставши нам место; и — тащут для нас вдруг откуда-то взявшийся столик и стулья; арабы пьют кофе на ковриках, или на пестром плетеньи ступеней помоста.

Умолкнула музыка: «Мужество», жестикулируя, гаркнул в синейшие гари какое-то что-то; и гаркает что-то за синими гарями: переговоры заводятся: от головы к голове перекинулась дробь барабанного говора: «Абра-кадабра» какая-то там обсуждается; и размахались под пестрою лопастью руки вдруг чем-то довольного негра; костяшкою пальца зацокал в ларец этот старец, восставши с циновки; и, видимо, — чем-то обиженный; громко идет обсуждение нашего предложения; жесты, картинные позы; и пляшут мимозы над ухом сутулого, бурого турка; и вот обернулись все головы в сторону белой спины, наклоненной над шашками; шар головы неохотно на нас повернулся:

— «Вот — дервиш».

— «Он смотрит на нас, — соглашается он показать очарованных змей».

Разогнулась спина и над нею взлетел шар тюрбана; прыжком грациозной пантеры, серьезный и стройный красавец, не глядя на нас, пролетел на помост рядом с нами; желтоватое, цвета слоновой стареющей кости лицо его, точно точеное, мягким овалом теперь протянулось из нежных своих миндалей и вуалей тюрбана, твердея суровою гордостью сжавшихся губ, отдавая небрежный, такой грациозный поклон в нашу сторону: без неприязни прищурились длинные, точно миндаль, опушенные шелком разрезы косящих, блистающих как брильянты, двух глаз; очень черных, повергнутых будто в себя самого; и с надменною негой закрывшись, от нас отвернулись; забылись, забыли и нас и других; протянув две руки, будто взвесив на легких весах две жемчужины в воздухе, взвешивал что-то в душе своей он, загадав, «да» или «нет»: стоит нам показаться или, вдруг отказавшись, прыжком грациозной пантеры слететь к там оставленным шашкам, ломая изысканный контур над ходом противника:

— «Стоит», — как будто ответил себе: твердым шагом прошел прямо в угол (к мешку), изогнулся над ним, стал развязывать медленно:

— «Вот какой дервиш?» — подумал, не веря глазам: поглядевши на Асю, увидел, что Ася в таком же как я состоянии:

— «Господи», — думалось, — «если бы хоть каплей такого же точно изящества поделился с «эстетками», с «дамами света», натертыми лоском или с хилыми дэнди: откуда в нем это слияние строгости, грации, гордости, ясности всех непредвзятых движений и жестов, рисующих в воздухе письменность мудрых и трудно читаемых знаков».

— «Откуда он, кто он такой?»

Эта грустная мимика глаз: заклинатель змеиный — какая-то вовсе змея, завитая в безмолвие:

— «Этот — почти ассауйя: немного познаний еще и окончит он школу», — мне шепчет мой «Мужество»...

— «Вижу уж...»

— «Да, ассауйей он будет: вы знаете, кто ассауйя?»

— «Да»...

— «Тот, кто прошел школу дервишей, кто без вреда может есть скорпионов и саблей резать живот; он — имеет источник таящейся влаги, которую он сохраняет для добрых, таинственных дел; и клянется имаму он власть сохранить для добра; в Кайруане живут очень многие власти».

Но — взвизгнули трубы; оливковой кистью забило в «там-там» приведенье на корточках; сморщились черточки сухо пожаренных щек, на которых росла борода; залетала по струнам крючкастыми пальцами белою палкой сидящая рядом фигура; и крепкие трески, и псиные писки; и бухнувших гудов, и ухнувших дудок; и — хаос уже шевелился под ними.


Каир 911 года



 


  геопоэзия здесь >>  




Раздел Записки о Тунисе > глава Записки о Тунисе, фотографии, карты





  Рейтинг@Mail.ru