" После посещения Ватиканского музея"

Еще я слышу вопль и рев Лаокоона, 

В ушах звенит стрела из лука Аполлона, 

И лучезарный сам, с дрожащей тетивой, 

Восторгом дышащий, сияет предо мной... 

Я видел их: в земле отрытые антики, 

В чертогах дорогих воздвигнутые лики 

Мифических богов и доблестных людей: 

Олимпа грозного властителей священных, 

Весталок девственных, вакханок исступленных, 

Брадатых риторов и консульских мужей, 

Толпе вещающих с простертыми руками... 

Еще в младенчестве любил блуждать мой взгляд 

По пыльным мраморам потемкинских палат. 

Там, в зале царственном, меж пышными столбами, 

Увитыми кругом сребристыми листами, 

Как часто я стоял и с думой, и без дум 

И с строгой красотой дружил свой юный ум. 

Антики пыльные живыми мне казались, 

Как будто бы и мысль, и чувство в них скрывались... 

Забытые в глуши блистательным двором, 

Казалось, радостно с высоких пьедесталов 

Они внимали шум шагов моих вдоль залов, 

И, властвуя моим младенческим умом, 

Они роднились с ним, как сказки умной няни, 

В пластической красе мифических преданий... 

Теперь, теперь я здесь, в отчизне светлой их, 

Где боги меж людей, прияв их образ, жили 

И взору их свой лик бессмертный обнажили. 

Как дальний пилигрим среди святынь своих, 

Средь статуй я стоял... Мне было дико, странно: 

Как будто музыке безвестной я внимал, 

Как будто чудный свет вокруг меня сиял, 

Курился мирры дым и нард благоуханный, 

И некто дивный был и говорил со мной... 

С душой, подавленной восторженной тоской, 

Глядел в смущеньи я на лики вековые, 

Как скифы дикие, пришедшие с Днепра, 

Средь блеска пурпура царьградского двора, 

Пред благолепием маститой Византии, 

Внимали музыке им чуждой литургии... 

1845